Экспорт украинского оружия может превысить €1,5 млрд — интервью с Игорем Федирко

Какие направления производства оружия сегодня растут быстрее всего?

— Президент недавно озвучивал, что в 2025 году мы достигнем уровня производства оружия примерно в 35 млрд долларов, а в 2026-м уже $50 млрд. То есть, за год где-то 43% прироста.

Наибольший вклад в рост в денежном эквиваленте обеспечивают ударные средства разных типов — сейчас приоритет №1 для государства. В частности, дроны-камикадзе, крылатые ракеты, перехватчики, ударные дроны, бомбардировщики.

Если говорить об экспорте украинских оборонных технологий — когда мы можем ожидать запуска полноценного механизма?

— Я надеюсь, что правительство выполнит задачу президента по запуску экспорта до конца года. До этого времени должны быть определены:

• правила и механизмы экспорта,
• требования к предприятиям,
• экспортные пошлины и налоги,
• ответственные органы.

Я ожидаю, что в ближайший месяц президент объявит официальные условия. Но объявление — всего полдела. Еще необходимы нормативные акты, указы, детализация регламентов.

Когда могут появиться первые экспортные контракты?

— Самый оптимистичный прогноз — середина следующего года. Потому что перед контрактом необходимо:

• провести переговоры,
• передать тестовые образцы,
• протестировать изделия с армиями партнерских стран,
• оценить стандарты качества,
• интегрировать производственные процессы

И здесь важный нюанс: производство во время войны в Украине и производство в ЕС — это различные подходы, требования, стандарты, сертификации и экологические нормы. В Европе процессы значительно более длинные и более бюрократизированные.

Государство уже определило два основных механизма — это дубликация украинских производственных мощностей в Европе, США, Канаде и прямой экспорт финальной продукции и компонентов.

Таким образом, мы интегрируемся в глобальные производственные цепи союзников и уменьшаем риски уничтожения критических производств в Украине.

Какой может быть потенциала экспорта украинского оборонного производства в первый год после запуска?

— Я прогнозирую, что это будет до 1,5 млрд евро за первый год с возможностью роста до 5 млрд. в течение следующих пяти лет. Хотя этот прогноз делать сложно по нескольким причинам.

Во-первых, мы ориентируемся на данные довоенного периода, когда спецэкспортеры продавали в больших объемах модернизированную советскую технику. Во-вторых, тогда экспорт осуществляли преимущественно государственные предприятия. Сегодня же 90% производителей рынка — частные. Причем большинство этих компаний существует всего 1–3 года.

Около 85–90% частных производителей — это люди из IT или других сфер, ранее не связанные с оборонкой. Для них экспорт военных технологий — совершенно новая отрасль. Они еще только учатся:

• как проводить переговоры,
• как заключать экспортные контракты,
• как создавать совместные производства за границей,
• как проходить международные сертификации

Это сложный и длительный процесс. Однако после объявления о возможности экспорта оборонный сектор стал невероятно привлекательным для инвесторов. Они поняли, что Украина может продавать свои системы или создавать совместные производства за рубежом.

Какие направления производства могут стать прорывом для Украины в ближайшие 1-2 года?

— По-моему, есть два ключевых прорывных направления — проекты по созданию роя дронов, где 10–20 единиц смогут обмениваться информацией, и сами принимают решения по атакам. Второе — баллистические ракеты украинского производства.

Россия постоянно усиливает ПВО и ПРО, чтобы прорывать оборону, мы должны иметь мощную украинскую баллистику. Президент и Минобороны уже создали ракетную программу по отдельному финансированию. Есть компании, которые над этим работают, и я очень надеюсь, что мы подойдем к серийному продукту.

Достаточные ли темпы производства дронов?

— Если говорить о дронах разных типов: некоторые руководители оборонных структур называли цифры 8+ миллионов единиц в год при условии финансирования, относительно FPV — 4,5 млн в год. Но если производители получат хотя бы годовой горизонт планирования, мы можем поднять способность до 7 млн быстро и без сверхусилий.

За эти годы обстрелов предприятия научились переносить производство, быстро восстанавливать линии. Это — одно из сильнейших наших достижений.

В этом году планировалось создать около 25 тыс. НРК. Это реальная цифра? Или все же будет меньше?

— Насколько мне известно, ВСУ заказали 15 тыс. НРК в 2025, это в 15 раз больше, чем в прошлом году, а производители могут произвести до 25 тыс. единиц в год. Также должно было предварительно выделиться 12,5 млрд грн на закупку НРК.

Проблема в том, что 25 тысяч единиц армия еще не готова переварить. Объясняется это тем, что сейчас у нас только три-четыре бригады умеют качественно применять НРК. Они формируют новые методики обучения личному составу эксплуатации, тактике.

Кроме того, не хватает ремонтных баз. У нас более 65 производителей, каждый имеет 2-3 модели НРК. Это огромная нагрузка на ремонтные бригады, потому что каждая модель — свои комплектующие, прошивки, технические стандарты и система обслуживания. Также почти отстуствуют школы и системное обучение военных по применению НРК — Минобороны сертифицировали 7 школ для будущих операторов.

Сейчас мы видим преимущественно логистические миссии — доставка грузов, эвакуация. Но потенциал НРК гораздо шире. Я уверен, что постепенно НРК будут вытеснять пехотинцев из самых опасных участков поля боя. Но сначала нужно наработать военную практику их применения.

Насколько критична зависимость от иностранных комплектующих?

— Очень критическая. Мы зависим от редких металлов и технологий второго и третьего порядка.

Украина сейчас работает в основном в парадигме low-tech: мы берем компоненты из разных стран мира, интегрируем их и создаем конечный продукт, добавляя свои алгоритмы, ПО и боевой опыт. Но мы не производим новые типы процессоров или полупроводников.

Возможна ли локализация производства комплектующих?

— Около полутора лет назад государство осознало, что нам нужно срочно наращивать собственное производство компонентов — особенно когда Китай начал постепенно ограничивать поставки технологий. Мы должны выйти из парадигмы развинчивания и сборки и перейти к развитию собственных технологий.

Компоненты для FPV-дронов становится все труднее закупать в Китае. Кроме того, есть отдельные требования — так называемый принцип Chinese free, предусматривающий отсутствие китайских компонентов в конечной продукции для обеспечения технологической независимости от К

Это сложно для производителей, потому что Китай обеспечивает наилучшее соотношение цены и качества. За последние два года мы снизили цену на украинские комплектующие примерно в три раза.

К примеру, двигатель для FPV когда-то стоил 70 долларов, сейчас примерно $27. Мы приближаемся к китайской цене, но полностью сравниться не удастся, потому что лучшие магниты в мире — именно китайские, и без них двигатель не сделаешь.

Но мы создали реальную основу внутренних комплектующих. Сейчас в библиотеке украинских производителей — более 100 предприятий и около 170 наименований деталей и узлов. Украина уже способна производить полностью «украинский» дрон. Вопрос не в технологии — вопрос в масштабе. Сейчас мы можем закрыть сами по себе не более 20% потребности годового производства.

Какие самые большие проблемы сейчас сдерживают оборонное производство?

— Самая большая проблема — это финансирование. Производственные способности — $35 млрд в год, госбюджет на закупки — $17,5 млрд; реальная возможность закупать всего 13 млрд долларов. Следовательно, более 60% потенциала остается без заказов. К тому же, бюджет учитывал ожидаемую помощь партнеров. К сожалению, мы не смогли привлечь весь объем денежных средств.

Я ожидаю, что фактически год мы завершим на уровне $14,5 млрд. Прогнозировать оборонный бюджет на 2026 год невозможно, ведь он будет зависеть от общего госбюджета. Для производителей это критично, потому что без предполагаемого горизонта финансирования они не могут планировать производство.

В чем главная проблема для самого бизнеса?

— нестабильность контрактов и короткий горизонт планирования. Если производитель знает, что будет с его предприятием хотя бы на три месяца вперед, это уже роскошь.

И это объясняется не только финансами, но и технологической динамикой войны: твой продукт может быть эффективным три месяца, но из-за адаптации противника перестать быть актуальным.

Минобороны не может брать на себя обязательства по технологии, которая может устареть до конца контракта. Поскольку денег недостаточно, государство концентрируется на приоритетных направлениях:

• дальнобойные системы удара,
• крылатые ракеты,
• ударные дроны,
• системы перехвата.

Именно на это направляется большая часть заказов.

Какие еще барьеры существуют, кроме финансирования?

— Очень серьезная проблема — страхование военных рисков. Простой пример – производителю почти невозможно найти помещение в пределах Киева или большого города. Как только владелец узнает, что арендатор занимается оборонным производством — отказывает.

Некоторые предприниматели готовы сдавать помещение, но требуют страхования военных рисков. А застраховать их практически невозможно — либо услуга отсутствует, либо стоит космических денег.

У нас существуют портфельные гарантии, то есть специальный режим кредитования под 5% для оборонных предприятий. Однако сейчас этим инструментом мало кто пользуется, потому что производители не понимают, есть ли смысл увеличивать мощности.

Когда экспорт фактически заблокирован, а у внутреннего рынка есть один крупный покупатель — ВСУ — при наличии около 800 частных производителей, государство не может гарантировать контракты для всех.

Какова ситуация с кадрами в оборонной сфере?

— из-за войны и миграции есть недостаток технических специалистов. Парадокс в Украине состоит в том, что сейчас большой интерес к военным вузам и существенный недобор на технические факультеты.

То есть мы готовим сотни новых военных, но нет достаточно людей, которые будут создавать для них оружие и новые технологии. Это дисбаланс, который нужно срочно исправлять. Инженеры — это золото. Особенно специалисты по:

• гидравлике,
• электромашиностроению,
• высоким напряжениям,
• двигателям,
• машиностроению,
• ракетостроению.

Есть отдельная проблема старой и новой инженерной школы. Молодые специалисты отлично программируют, мыслят быстро, нестандартно. Старые — обладают фундаментом: механика, чертежи, промышленный дизайн, процесс производства. Когда их объединить — получаются фантастические результаты.

Также интересный пример — люди из пищевой промышленности, которые строили упаковочные конвейеры, теперь работают на оборонку и создают идеальные потоковые линии для сбора дронов.

Или химики из гражданских производств, переманенные в ОПК, и они сейчас создают клеи и материалы, имеющие критическую важность. Но таких специалистов очень мало.

Насколько эффективна защита технологий от попадания в РФ?

— У россиян, как и у нас, часть технологий — результат копирования. На поле боя мы захватываем их средства, они наши. Но наше преимущество в скорости модернизации. То, что мы закупили или поставили месяц назад, может быть уже неактуальным. Мы изменяем ПО, конструкцию, алгоритмы. И это и есть лучшая защита технологий.

Как часто враг пытается украсть наши разработки через кибератаки?

— Каждый день атакуют государственные и частные компании. Поэтому мы сейчас уделяем огромное внимание кибербезопасности — это уже не второстепенный аспект, а ключевой элемент современной войны.

У нас сегодня существуют:

• постоянные разведывательные кибератаки,
• попытки извлечения технической документации,
• атаки на производственные серверы,
• атаки на связь и сети разработчиков

Информационные технологии сегодня решают не меньше артиллерии.

Как возможное прекращение огня может повлиять на оборонную отрасль?

— Я не верю, что война просто завершится дипломатическим соглашением, ведь мы уже пережили несколько минских раундов, и опыт показывает: Россию не останавливают договоренности. Рынок строит свою логику интеграции Украины в европейскую систему безопасности. Это даст нам доступ к цепочкам поставок, технологиям и международным кооперациям.

Контрактов будет меньше — это факт. Но даже в предварительных договоренностях заложена численность войска в 800 тысяч человек. Это огромный рынок, который нужно перевооружать, модернизировать.

Однако армия пойдет в унификации. Не может существовать 60 типов FPV, 20 типов бомберов. Это неэффективно. Поэтому останутся только компании, отвечающие стандартам и требованиям крупного заказчика.

То есть после завершения боевых действий часть компаний просто не выживет?

— Да, будет естественный отбор. Выживут только самые большие, мобильные, наиболее диверсифицированные.

Компании больше не хотят быть однонаправленными. Раньше кто-то делал только FPV-дроны. Теперь они объединяются, некоторые производят РЭБ, другие — наземные системы, FPV и разведчики. В кооперации они могут давать комплексное решение, а не один продукт.

Сколько уже сформировано конгломератов и объединений компаний?

— Вижу два пути: объединение нескольких компаний в группу и поглощение меньших компаний большими. На сегодняшний день я знаю по меньшей мере семь активных случаев поглощений. А объединительная модель только одна.

И это тоже наша национальная особенность, ведь каждый хочет быть отдельным игроком. Поэтому поглощения происходят гораздо легче, чем добровольные слияния.